Война красива лишь в журналах, 
Суровы песенки о ней, 
Все говорят о генералах, 
Но кто же вспомнит матерей, 
Чьи сыновья ушли с рассветом 
И обещали позвонить? 

Я лягу на спину: чудные облака 
мешают щекотать твои ресницы, 
но не мешают чувствовать твой взгляд. 
А если вдруг решишь дождем пролиться, 
Я буду только рад. 
Я высуну язык: и капельки твои 
пусть падают на жаркую мембрану, 
и освежат источник тайных дум. 
От этих облаков я прятаться не стану — 
ведь я их грум.

Я знаю: завтра небо упадет 
в мои километровые объятья, 
а с ним ко мне прильнут и облака. 
Промокший, тихо буду их ласкать я 
под шепот ветерка.

Они уходили в старой одежде,
Не прощаясь с родными навзрыд.
И страна провожала их так, как и прежде — 
С горем, но без взаимных обид.

Простым солдат, но важным занят делом —
заботится об опознаньи тела.
Заботится заранее — на случай,
которого не выпало бы лучше.
На случай, если бренные останки,
размажет, словно гусеницей танка,
иль взрывом разметает на фрагменты.
Такие у войны эксперименты…
Три гильзы перед ним — для трех бумажек,
и каждая о нем — потом — расскажет:
там адрес, там фамилия и имя.
Лишь только б были найдены своими…
Одну из гильз — на шею, на шнурочке,
вторую — вшить в рукав. И чтобы — прочно.
А третью гильзу он вошьет в штанину —
и можно смело наступать на мину.
Три гильзы, три обрывочка-листочка,
в солдатской жизни — три последних точки.
Три гильзы, три записки-документа…
Их называют — «паспорт для фрагментов».

 «Проблема в несовместимости систем координат нашего прошлого и будущего. Мы подобны бегуну, пришедшему на соревнования по бегу… в бассейн. Среди добрых парней в шиповках ты занимал свое заслуженное место. Приседал со штангой и пробегал стометровку с вполне мастерским результатом. Стараясь сделать хоть что-нибудь, прыгаешь в воду, пытаясь не утонуть и доплыть до будущего. А впереди тебя ровной шеренгой мастерски гребут другие добрые парни, те, кто в прошлом учился плавать…»

Павел Андреев

Фильмы о войне всегда были и всегда будут. Это хорошо. Это и плохо.

Хорошо, потому что про это снимают — люди должны знать, как это было. Помнить. И стараться не допустить повторения. Плохо, потому что зачастую военная тема нужна кинопродюсерам только как презерватив — использовать и выбросить. Срубить бабла на модной теме. А ведь это все живые судьбы, все это жизни и смерти…

 Награды и приказы на звания уже неделю лежали в штабном сейфе и ждали своих владельцев, но батальон в это время гонялся по солончакам пустыни Дашти-Марго за бандой Черного муллы. Навоевавшись, вернулись к месту постоянной дислокации, если так можно сказать про дощатые модули, брезентовые выцветшие палатки и два быстросборных металлических ангара, приспособленных под солдатскую столовую и склад. В первую очередь привели в порядок оружие и технику, затем отмылись сами и выстирали просоленное, вонючее от пота белье. После небольшого отдыха прозвучала команда к торжественному построению.

 Как-то на общем сборище, то есть на совещании, всех облечённых властью начальников доблестные лётчики пожаловались:

— Мало нам информации разведывательной по зоне КТО, летаем, летаем и не знаем, есть под нами бандюки али спецназовцы (что при нынешних наших юридических раскладах, как бы покультурнее сказать, ну, скажем… монопенисуально…)?

— На хрена вам информация? — возмутился начальник штаба группировки. — И так вылетов плановых хрен добьешься, а как узнаете, что в районе бандюки, так у вас все винты загнутся к х.м… Хотя ладно, начальник разведки, обеспечьте наших крылатых братьев информацией.

 Вышел второй роман Захара Прилепина — «Санькя». Начинал этот молодой автор с военной прозы: дебютным романом «Патологии» ему сразу удалось опровергнуть расхожее мнение о том, что книги на чеченскую тематику сейчас не востребованы. О Прилепине заговорили. Литераторы с удивительной слаженностью бросились возводить автора в ранг наследников Виктора Некрасова и Константина Воробьева. Чуть ли не генеральские погоны стали ему прочить, забыв, что в прозе, как и в армии, без выслуги лет не обойтись. Первый роман Прилепина действительно запомнился своей брутальностью: «патология» у него — это не обвинение обществу, а диагноз главного героя, одержимость которого явно имела не военное, а гражданское происхождение. Однако изломанный герой «Патологий» все же был из плоти и крови. В следующем произведении молодого автора нет и этого.

…но остальные остались живы. А это значит, что операция «Жизнь», то есть боевые, продолжается. Никому не суждено возвратиться назад из этого последнего нашего рейда. Важно только не погибнуть в нем просто так, не успев захватить с собой врага. Врага, глумящегося над ранеными, врага, топчущего нашу веру, врага, издевающегося над нашими стариками. Этот враг хитер и коварен. Его вера — деньги, собранные из крох, отнятых у обездоленных. Он сделает все, чтобы сжечь нашу колонну, заманить её в засаду. В этом рейде, как и раньше, мы должны будем забрасывать к ним разведчиков, которые будут внедряться в их ряды и сообщать нам о грозящих засадах, перевербовывать тех, кто ещё может стать «дружественным» духом. В этом рейде, как и раньше, придется делиться водой и сухпаем с теми, кому они нужнее; как и раньше, придется останавливать кровь, перевязывать раненых и хоронить погибших. Придется опять забыть о себе сегодняшнем и стать вчерашним.

Ханкала. Чечня. Март девяносто пятого. Стойкое ощущение нереальности происходящего. Там, в Афганистане, наши крошечныеостровки-гарнизоны не позволяли нам забывать, где мы находимся. Война была повсюду. Время от времени она могла напомнить о себе шальной пулей, а то и реактивным снарядом. Даже когда мы находились внутри модулей, было ощущение, что она заглядывает в окна.